21. Река времен

Воспоминания схимонахини Игнатии (Пузик) - Летопись

Господь дал отцу Исидору долгие годы руководить стадом батюшки. «Я уже теперь давно у вас, — говорил с улыбкой отец Исидор, неужели я все еще не стал для вас матерью, а только был и остался ею батюшка Агафон?»

Что было отвечать на это? Это было так. Но сестры любили милостивого и справедливого отца Исидора и благодарили Бога, что Он дал им успокоиться на нем за долгие годы его руководства. Все только и просили Бога о том, чтоб была продлена его жизнь.

В день святых апостолов Петра и Павла в 1940 году он сподобил пострига в мантию и последнюю из старших сестер, еще молодую мать Алексию.

Наступившие годы военных испытаний не прошли бесследно для батюшки Исидора. Он много всего пережил, должен был оставить Волоколамск, поселился в Балашихе и здесь усердно служил в церкви, соединяя свое служение с руководством сестер. Перед наступлением грозных событий он успел, правда, совершить постриг старенькой матери Софии, сподобить ее мантии. «Очень уж хорошая старушка», — говорил он и в день 40 мучеников в 1941 году сподобил тихую и духовно настроенную старушку ангельского чина с именем Алексии в честь праведного Алексия, человека Божия. Один год попраздновала мать Алексия свой день Ангела, который был вскоре после пострига, а в грядущий год испытаний, когда они с дочерью жили в большой нетопленой комнате, голод и тяжелые нехватки унесли ее хрупкую жизнь в могилу, и похороны ее пришлись на день Ангела — праведного Алексия, человека Божия.

Одновременно с матерью Алексией, даже в один и тот же день скончался и старичок отец Петр. Церковь в ту весну 1942 года не вмещала гробов, они стояли прямо на улице. В мерзлой земле Пятницкого кладбища с трудом вырыли духовные братья могилу для отца Петра.

Умерла в эти же голодные тяжелые годы и «серая Антонина». Как ни тянула ее мать Игнатия к батюшке Исидору, чтоб тот закончил ее жизнь рясофором, она по строгости своей, по особым взглядам, а потом и по тяжелой болезни не встречалась с ним и, будучи сердечной больной, неожиданно умерла от гриппа. Со спокойствием ждала сестра Антонина своей смерти. После кончины батюшки, которую она очень переживала, она как бы в утешение себе сказала сообщившим ей об этом сестрам, что «теперь она скоро умрет; долго после батюшки она жить не будет».

Но Господь, испытывая общество сестер тяжелыми переживаниями, многими смертями, голодом и недостатками, не до конца давал им это испытание. Опять отверзлось любвеобильное сердце батюшки Исидора, горести понемногу притерпелись, он опять решил дать духовное утешение своему стаду о Господе.

22 марта 1944 года он сподобил пострига в мантию тяжело заболевшую после смерти матери инокиню Веру.

В связи со своей тяжелой болезнью мать Вера только с трудом могла стоять на обряде пострижения и так же с трудом отвечала на вопросы. Батюшка дал ей первоначальное монашеское имя ее матери София, и больная была вполне утешена, хотя телесное ее состояние было далеко от какого-либо утешения. Потом бедняга совсем слегла, и только то, что она находилась в обществе сестер, не дало ей раньше времени погибнуть жалкой смертью.

А на другой день, пользуясь своим приездом в город, батюшка Исидор назначил постриг сестры матери Сергии, которая за последние годы вошла под его духовное руководство. Мать Рафаила, в прошлом духовная дочь владыки Варфоломея, отца Германа и отца Митрофана, шла своей особой, одинокой и не очень легкой дорогой. Находясь в одной семье со своей младшей сестрой, она прошла совсем иной, временами суровый духовный путь и в конце концов очутилась совсем одинокой, без духовной поддержки. Батюшка Исидор серьезно принял мать Рафаилу, даже с некоторым оттенком уважения, так как она была в последнее время духовной дочерью его старца, отца Митрофана. И вот теперь он склонился к мысли приобщить ее мантии. По горячему желанию самой постриженицы батюшка Исидор дал ей имя в честь ученика преподобного Сергия преподобного Михея, и действительно, образ молитвенной сосредоточенной матери Михеи был близок ее первообразу. Так в общество батюшкиных сестер вливались и другие потоки, сливаясь со временем по течению жизни в одну большую реку. Правда, мать Михея и сама говорила, что отец Герман звал ее иносказательно Игнатиевою, так как она пришла к нему в вечер памяти священномученика Игнатия Богоносца. А теперь она стала таковою уже и в действительности.

Но кончина батюшки продолжала еще и еще оказывать свое действие; не только иных, со стороны привлекала она в единое стадо, но, о, чудо! возвращала и тех, кто был своим и отошел на сторону далече. Так, только кончина батюшки и ничто другое вернула обществу сестер сестру Марию севастопольскую, которая многие годы назад ушла от батюшки и жила со своей семьей. Известие о кончине батюшки заставило сестру Марию приехать в Москву, порвать с домашними и поселиться в небольшом подмосковном городке, где она работала бухгалтером.

Батюшка Исидор по своему доброму сердцу покрыл ее рясофором с именем преподобного Серафима, а потом, когда она стала усердно просить большего, не отказал ей и в этой ее просьбе. 5 мая того же года он, нарекши ей имя в честь преподобной Исидоры Юродивой, сподобил ее так давно и горячо желаемой ею мантии, причем сам же принял ее душу в руководство, не передавая ее никому. Имя это очень соответствовало всему направлению жизни новой монахини, так как в обществе человеков она была уже давно юродом. Имеющая прекрасное общее образование и воспитание и немного не закончившая специального высшего, мать Исидора все это скрывала, занималась нелюбимым бухгалтерским делом, так как на это еще давно благословил ее батюшка с тем, чтоб смирить ее неукротимую натуру. Интересно, что имя Исидоры ей еще давно нарекал владыка Варфоломей, зная ее прошлое и очень высоко ценя подвиг юродства Христа ради. Дай, Господи, сил подъявшим этот подвиг до конца донести его!

…Годы шли, подрастали последние маленькие, дополнившие число второго поколения. В дни, когда Святая Церковь молитвенно празднует Успение Божией Матери, на день памяти святых мучеников Флора и Лавра в 1945 году батюшка постриг в рясофор маленькую Валю. Ее родная тетка мать Михаила очень просила батюшку Исидора, чтоб он дал ее племяннице ее первое имя, которое она имела в рясофоре в честь преподобного Серафима Саровского, и Валя получила это имя. Оно очень точно определяло ее сущность, так как внутри новая маленькая мать Серафима была огненной, горящей глубокой верой в Бога и любовью к Нему. Старшие сестры говорили матери Серафиме, что не случайно батюшка Исидор постриг ее в день двух святых мучеников-братьев, что со временем того же сподобится и ее сестра.

Да и действительно, во времени вырастает то, что больше и выше времени, и прошло несколько лет, когда по горячей просьбе матери Евпраксии батюшка Исидор сподобил рясофора и последнюю маленькую — Валину сестру Танюшку. «Все батюшкины и все батюшкино, — говорил, смиряя себя отец Исидор, — а мое-то что же? Только Танюшка — она ко мне первому пришла». Отец Исидор дал ей имя в честь преподобной Таисии, и опять «угадал», как всегда. Нежная, женственная душа Танюши не была бы созвучна никакому мужскому имени, а здесь это имя так и запечатлелось на ней.

Так текла река времен, так течет она и по сию пору. Где конец ее течению? Что образуется из всего того, что сотворил Господь своею милостию и трудами незабвенного отчи нашего?

Нам того не видно, сейчас вперед еще трудно глядеть, многое впереди неясно. Слава Богу, что хотя потом, спустя годы и годы, мы немного начинаем разбирать узор, начертанный Господом на нас и на наших жизнях.

* * *

Что представляет собою наше малое стадо среди огромного миллионного мира с его светскими путями и задачами?

Отче любил думать об идее малого стада в мире. Он написал в свое время на греческом Евангелии матери Игнатии: Не бойся, малое стадо, яко благоизволи Отец мой дати вам Царство (Лк 12:32). Следовательно, по его идее, его малое стадо должно владеть всем миром, царствовать в этом мире, конечно, не царством человеческим.

И что же мы, малое стадо? Таковы ли мы, чтоб исполнилось на нас это слово? Достигли ли мы любовью в меру обладания всем миром? Нет, думается, еще не у прииде время, еще не у совершися, еще не готовы для того сосуды душ наших.

Но если мы можем уподобиться в этом мире хотя бы течению тихой реки, несущей вдаль свои воды среди оживленных и пестрых берегов жизни, если мы подобны ей, когда в тихий день ранней осени она, как душа, лежит среди берегов и точно не движется, но вместе с тем только одна оживляет, одухотворяет, одушевляет их, то это уже много. Быть душой душ современных людей, на дне которых всегда живет помысл о Боге и вечности, вызывать к жизни их сокровенные думы, отражать их и проявлять в своем жизненном течении это ли не счастье, это ли не начало того, когда малое стадо обладает Царством, которое благоизволил дать ему Отец Небесный?

Москва, 1952–1953 гг.