Воспоминания схимонахини Игнатии (Пузик) - Летопись
Батюшка Исидор почти все время служил в церкви и не всегда мог бывать в городе. В связи с этим возник вопрос о том, чтобы старшие сестры помогали младшим в их духовной жизни советом, делом, назиданием. Это распределение частично имело место еще и при батюшке, когда в свои последние годы он был очень загружен народом и маленькие не всегда могли к нему попадать. Центром, конечно, оставался батюшка, маленькие могли только выговариваться старшим. Так теперь думал и батюшка Исидор: центром является он, а старшие сестры ради устроения общего жития должны иметь попечение о младших и всячески ревновать о мире — главной заповеди, оставленной батюшкой.
К этому времени среди старших сестер уже определились известные направления, взгляды. Хотя батюшка был один и все они были одного духа, все от юных лет любили иночество и узнали его в руководстве батюшки, однако каждая из них, обладая тем или иным характером с теми или иными особенностями, проявляла этот батюшкин дух индивидуально.
Мать Евпраксия смотрела на вещи строго и не допускала попущений. Недаром даже сам батюшка говорил о ней, что «она монах, а он не монах», указывая этим на чистоту ее монашеских идеалов. Под непосредственным ведением матери Евпраксии находились ее домашние теперь обе уже мантийные мать Ксения и мать Михаила. Общий дух скитской жизни создавала мать, обе ее домашние являлись его исполнительницами. С тех пор как появилась Валюшка, племянница матери Михаилы, она, естественно, была близка к своей тетке, но скромная, не вменяющая себя ни во что мать Михаила передала ее своей матери. За эти годы вторая племянница матери Михаилы, Таня, младшая Валина сестра, также появилась в столице. Она стала духовной дочкой отца Исидора, потом ходила к своей тетушке со своими скорбями, а потом так же, как сестра, перешла к матери Евпраксии. Были и другие сестры, которые обращались к матери Евпраксии за духовной помощью в отсутствие отца Исидора.
Помимо своей духовной работы мать Евпраксия как старшая сестра была как бы игуменией всех сестер, и каждая из них безоговорочно признавала ее старшинство. Она как мать и располагала своей горней келлией: никогда почти келлия не пустовала, и мать не знала усталости в приеме сестер. Гостеприимная, широкая по натуре, она ни одной души не выпускала, не угостивши скитским обедом или хотя бы чаем, и все это делалось в любое время, когда бы и кто бы из сестер ни зашел. На стол выкладывались все скитские сокровища: соленые огурчики, вкусная квашеная капуста, иногда и рыбка, какие были сладости. В этом смысле скит имел особое значение для сестер. Он был как перепутье, как маяк посреди трудного житейского моря. А домашние матери во всем ей подражали, вменяя утешение приходящих сестер в свою первую и главную обязанность.
Вокруг матери Ксении тоже собирались люди. Это все больше были серьезные, нелегкие души, обремененные различными семейными тяжестями и духовными трудностями. В попечении матери Ксении люди эти успокаивались, находили мир с сестрами и матерью, обретали душевный покой. Мать Ксения отличалась от всех сестер особым, чистым, неизменным хранением всего того, что дал батюшка. Прошло уже много лет, как сестры не видали отчу, а теперь он совсем ушел от них, многое за это время изменилось и в жизни, и в положении сестер, но мать Ксения неуклонно и неизменно держалась только тех заповедей, которые усвоила от батюшки. За это она даже иногда имела серьезные вразумления от своей старшей, так как мать Евпраксия признавала возможность некоторых второстепенных отклонений от того, что было при батюшке, особенно если это не изменяло духа батюшкиного учения.
Под попечением матери Ксении нашли себе покой многострадальная болезненная мать Варфоломея, тяжело болеющая мать Варвара и страдающая болезненной мнительностью мать Исидора. Всеми ими любовно занималась мать Ксения в свои вечерние часы на своем дежурстве, наставляя их всегда к единению с батюшкой Исидором и с сестрами.
Некоторые младшие сестры группировались и вокруг матери Игнатии.
Пусть не подумают читающие эти строки, что все эти «делания» старших сестер могли в какой-то мере затемнять основную духовническую работу батюшки Исидора. Все содержалось в его руках, как обладателя благодати священства, но по ходу жизни, потому что он не бывал часто в городе, а жизнь шла своим чередом, и формировались естественно эти отношения между старшими и младшими сестрами.
Матери Игнатии приходилось по своей работе вращаться в самой гуще мира, она не была, как мать Евпраксия, отделена от него почти непроницаемой стеной, и со временем для нее стало ясно, что многое из внешнего может и должно измениться хотя бы для того, чтоб сохранить в большей неприкосновенности внутреннюю жизнь. В этом новом положении выяснялись часто новые опасности для духовной жизни, и многие размышления матери Игнатии, которые она иногда изображала письменно, касались вопросов спасения современного иночества, вопросов современного духовного руководства. Бог судил матери Игнатии, чтоб многие сестры работали вместе с ней, занимаясь посланным Богом трудом с тщательностью и любовью как святым послушанием. И как скит и его делание было душою жизни матери Евпраксии, так в работе вместе со своими духовными сестрами мать Игнатия и яже с ней находили оправдание своего бытия. Еще батюшка своим прозорливым оком в ранней юности дал матери Игнатии счастье считать свою работу святым послушанием, и теперь делом ее жизни было выполнение этих слов батюшки. И его благословение, а через батюшку — и благословение Божие почивало на деле рук сестер, собранных батюшкой же, хотя и было немало скорбных страниц в их жизни. Многие из них, работая среди гордого и жестокого мира, могли бы вспомнить слова епископа Михаила о воздействии Христова начала на окружающих людей: «Верующий в то Царство (Царство не от мира) входит в самое внутреннейшее общение с окружающими его людьми, хотя часто и неведомо для них… То, что может казаться уединением христианина, — только видимость. Он ближе к своим ближним, чем сами ближние между собой и к самим себе».
Несомненно, и другие старшие сестры собрали бы около себя близкие души, но большинство из них не имело постоянного места жительства, переезжали они из одного города в другой, почему и не возникало у них постоянного духовного общения.
А те, что жили вместе, общаясь со скитом и батюшкой, как правило, со временем обрастали людьми. Так, маленькая Ольга, позже других удостоенная пострига в рясофор, приобрела себе приверженную духовную дочь, хотя совсем того не искала и не хотела даже помышлять об этом. Очевидно, здоровые ростки, заложенные батюшкой в понимании христианства, в решении основных вопросов бытия, были так жизнеспособны, так устойчивы и крепки, что многие тянулись к сестрам — носительницам этих ростков, стремились соединиться с ними, чтобы обрести почву под ногами. Это было опять неумирающее дело батюшки, плод его старческого руководства, его подвижнической жизни, его исповеднической кончины.