Письмо 2. Начало января 1932 г.

†[1]

Мир тебе и бл<агословени>е Божие,
чадо мое, м<ать> Ксения!

Желал бы и я возглаголати с тобою ни хартиею, ни карандашем, но усты ко устом (ср. 2 Ин 1:12), но немалое пространство, разделяющее нас, препятствует… Впрочем, есть иная беседа, не зависящая ни от пространства, ни от бумаги, ни от всего прочего — это беседа любящим сердцем молитвенно в Боге. Вот, Богу помогающу, и будем чаще упражняться в такой беседе.

Также в сердце нашем пред Всеведцем будем и монашествовать дондеже (пока) гнев Божий мимоидет, а пред людьми будем Екатериною (как и я — А<гафон>, а не И<гнатий>). Если Г[оспо]ду угодно будет, постарайся восстановиться в правах, а для сего — никогоже и ничегоже бояся, вступи в артель (Губ-швей*⁾ — каж<ет>ся так), не примут — толкнись в другую, откажут — займись частной рабо-//

той. Все — как Г[оспо]ду угодно. Исповедуйся у старичка священника от Варвары Вел<икой> с именем

Екат<ерина>. С правилом — как в скиту; апостольник — когда одна на правиле, черный платок в церкви тоже пока не надо; письма присылай, а помыслы при случае по рукам.

Я освобожден с подпиской о невыезде, на Тр<оицкую> ходят 3-е по 1 чел<овеку> в день: м<ать> Ев<праксия>, о. Ф. и с<естра> Ал<ександра>, а Гр-вы девы отказались помогать[2]. М<ать> Евпр<аксия> 12 янв<аря> имянинница. Прости. Г[оспо]дь с тобою!

Молись за д<уховного> т<воего> о<тца> нед<остойного> с<хи>а<рхимандрита> И<гнатия>.

<начало января 1932 г.>

*⁾ если это фабрика — то поступать не надо^[3].