Слово о самоукорении. Конец 1928 – начало 1932 гг.

Просмотр в формате pdf

Истинное христианское настроение — мир вместе с сокрушением. Сердце сокрушенное и суть сердце смиренное (ср. Пс 50:19), но это тогда доказательство уравновешенности, когда это конец длинного пути — покаяния и сокрушения, внимательности, обращения внимания на все то дурное, что имеем. Мы любим себя оправдывать, но истинное покаяние // не ищет оправданий, а ищет каждое пятнышко, чтобы его убелить. Вот почему приснопамятный Батюшка о<тец> Алексей так тщательно разбирался, старался тщательно разобрать все. В одном не спросит, в другом спросит. Так поступал духовник, но духовник только помощник, руководитель, а очищаться должны вы сами перед Господом, свидетелю сущу духовнику[1]. Это наше дело, и старцы — великие примеры постоянного внимания грехов, постоянного самоукорения.

Один из близких духовных детей Батюшки о<тца> Германа, в молодости своей, пришедши к нему, был спрошен: как себя чувствуешь? — Очень спокойно. — Видно, ты дружен с бесенками — почему же? Да потому, что этот человек не боролся с собою. В нем не зашевелились, а спокойно спят те страсти, которые потом просыпают-//ся. Некоторые хорошие люди очень смущаются: сначала мы жили хорошо и лучше, чем потом, а потом-де много хуже. По большей части это бывает от невнимания, человек раньше себе не внимал, а когда начнет внимать, то начинает эти худые черты видеть. И чем чаще приставляет к своему убогому душевному рубищу светильники слова Божия, тем больше видит недостатки своей души и начинает скорбеть. Слава Богу, что он проснулся. Он не благодушествует, не спокоен, как раньше, знает, что нельзя быть спокойным, а <нуж­но> что-то делать. Сделать открытие: я хуже, чем раньше — этого мало. На этом пути погибельном надо принять меры. Может быть внимание к себе, а люди все дальше от Бога заходят в уныние, но кто иначе[2], тот с помощью Божиею может от этого воспрянуть. Ужасно трудно спасение и для самых хороших людей, это и учеников Спаси-//теля нашего смущало. Но Он сказал им: “старайтесь войти сквозь тесные врата” (ср. Лк 13:24). И “невозможное у людей возможно у Бога” (ср. Лк 18:27).

<Спаситель> подкрепляет человека честного, внимательного <к> себе, сознающего свой грех так, что он как бы не верует, падает, ослабевает духовно[3]. Но тут-то и нужно, чтобы он ощущал Господа, а по малости ощущал Его свидетеля и наместника — духовника, и не полагался на свои силы и шел к духовнику. Вот почему Батюшка Герман так заботился о старчестве, чтобы его монахи пользовались широко старческим окормлением. И на вопрос, что писать в откровении помыслов, он отвечал<:> все пиши, все говори. И центр тяжести полагал не в ответах, а в том, что именно будет высказано[4]. Батюшка сам мне говорил, да и другие ученики его: открываешься в чем-либо, а ни одного слова назидания, только откроются и полу-//чат от него благословение. И здесь очень важно идти путем такого откровения, не оправдывая себя, а укоряя, а с другой стороны — идти честно и просто. Всякое дело, даже исповедывание грехов, может соединяться со скверными приложениями тщеславия. Это может соприкасаться даже с таким великим и смиряющим делом, как исповедывание грехов. И мы по о<тцу> Герману и о<тцу> Алексию знаем, что они старались уводить своих учеников от всякого тщеславия, и указывали нам путь такого внутреннего делания, который перед Богом и людьми даже не виден. И они даже прикрывали видимую молитву, если видели, что люди замечают. А тут самоукорение им было свойственно. Когда они и краткой молитвы не произносили, то говорили прекрасные слова: всех я хуже, всех грешнее[5]… Слова смирения мы говорим часто, но // важно, если это опробовано со стороны. Вот скажет кто-нибудь: я скверный, а ему в ответ: да, ты скверный, — да еще врасплох. Вот и важно тогда, как человек внутри себя и вне к этому отнесется, но путь укорения себя, смирения, — суть путь единственный, ведущий к очищению души, наше умение находить себе причины оправдания, в этом нам надо видеть грехи свои, а мы не замечаем. Если другие видят в нас плохое — мы или возмущаемся, не замечая, или стараемся оправдаться, и извинить их[6] словами ложными — или покрыть наше скверное внутреннее — благовидным. Не должно быть ни прикрытия, ни оправдания, поэтому укорение себя, соединенное со вниманием, должно быть честным. Нужно в этом, главным образом, полагать свое доброе делание. Конечно, <—> благоговейный путь молитвы [и без него] нет совершенства, нет // шествия по пути Божию. Но молитва усваивается по мере очищения нашего сердца. И начинать каждому человеку нужно с сознания того, что он очень грешен. И тогда будет потребность открываться, бороться с собою, не оправдывать себя. Что получишь, если будешь оправдываться? Какой будет конец? Для нас самих будет плохо, если будем оправдывать себя. “Не уклони сердце мое в словеса лукавствия” (Пс 140:4)… Таким-то [именно] образом нет, нет иного пути, иной возможности увидеть себя в действительности, как тот путь честного внимания себе, укорения себя. Причем справедливо сказал Батюшка Герман тоже своему любимому ученику, который в молодости сказал Батюшке: у меня все спокойно, а Батюшка на это ответил: укоряй себя, тому, кто укоряет себя, — другие представляются ангелами. — Это нам очень поучи-//тельно. И вот от старца Алексия слышим: кто следит за другими, тот видит их недостатки и уподобляется диаволу, который научает людей под благовидным предлогом видеть чужие недостатки, а своих скверных дел не замечать. Действительно, это такая страшная вещь, что смотришь по сторонам, а не внимаешь себе и тем уподобляешься диаволу. Подумаем, что этим приобретаем и чего лишаемся. Подумаем, что уподобляемся диаволу. А вот что сказал Батюшка о<тец> Герман: такому человеку, если бы честно укоря<л> себя, ему не было бы возможности усмотреть плохое что-либо за братом. Такой человек, всматриваясь сам в себя, увидит, что он всех хуже. Я обращаю ваше внимание на те слова Батюшки, которые он говорил в последние годы своей жизни: “Господи, всех я хуже, всех // грешнее”… Другие видели в нем проявление благодати Божией в конце пути. Думаю, что человек, не идущий путем Божиим, а влюбленный в себя и себя оправдывающий, этого не скажет, а будет себя сравнивать с другими и оправдывать себя. Но тогда уже будет по пословице: “Бог долго ждет, да больно бьет”. Может быть, тогда человек образумится — и пусть тогда для нас, как <залог> данной любви к нашему старцу, будет путь самоукорения, внимательного слежения за собой, <будем> заботиться об усмотрении своих недостатков, об исправлении их. Без этого не может быть преданности и доброго конца. — Это есть доброе начало. Нам в нашем топтании на месте, <в нашем состоянии> невнимания себе, — что нам говорить и вопрошать, когда еще и первый шаг не сделан. Дай, Господи, его сделать. Аминь.

 

Примечания

[1] Аллюзия на увещание духовника из чина исповеди: ‘ъҐ зшя¤О, ецавшОбк ­ҐўшЁ¤Ё¬О бвОшЁвк, ЇаЙшҐ¬«П jбЇОўq¤я­ЙҐ вўОъҐ <…> ья§к ¦Ґ вшОзЙо бўЁ¤q⥫м Eб¬м. — Требник. Последование о исповедании.

[2] То есть тот, кто внимателен к себе и видит свой грех, но не теряет надежды на Бога.

[3] То есть осознание греха может привести к духовной слабости, если не будет надежды на Бога. Если же человек ощущает Господа (см. ниже), прибегает к помощи духовника, тогда Христос подкрепляет его.

[4] Из следующего ниже примера видно, что в этой фразе логическое ударение — на слове высказано.

[5] Ср. “Ведь вот всю жизнь свою прожил я в монастыре, а чему научился? В чем преуспел? Что сделал? — Ничего! Из всех людей я самый грешнейший <…>”. — Беседы отца Германа // Митрополит Вениамин (Федченков). Божьи люди. Мои духовные встречи. М., 1998. С. 90; ср. Там же. С. 96, 97; ср. Архиепископ Варфоломей (Ремов). Слово на отпевании архимандрита Мелхиседека. С. 107.

[6] То есть грехи.